nptm.ru

[Сергей Шумаков]

Давным-давно, когда была Россия
Забытой Богом маленькой страной,
Державой правил грозный царь Василий –
Василий Пятый с длинной бородой.

Давно уж надоевшую царицу
Он в монастырь Успенский отослал.
Но был он однолюбом, и девицу
Другую в жены брать себе не стал.

А жил с ней так, без всяких там венчаний.
Царям такое можно и простить.
Не будем мы им делать замечаний –
Цензура может их не пропустить.

Евангельский пример – Иван Предтеча.
Царя учил он жизни, но, увы,
Однажды он за эти свои речи
Святой своей лишился головы.

Но главной у царя душевной раной
Единственная дочь его была.
Звалась она в народе Несмеяной
За то, что улыбаться не могла.

Весь день в меха одетая потеет,
Мизинец в нос засунув на вершок.
А если кто смешить ее затеет,
В того кидает свой ночной горшок.

Гороховых шутов ей нанимали
И карликов. Со всех концов земли
Уродцев ей в подарок присылали,
Но рассмешить царевну не могли.

Уж много лет по всей Европе принца
Ей царь искал, других не зная дел.
Однако на царевне той жениться
Никто из этих принцев не хотел.

Принцесс в Европе без нее хватало –
Царь в этом убеждался вновь и вновь.
К тому же среди принцев процветала
К Парижу однополая любовь.

Как будто одержимых Сатаною
Влечет их всех к парижским кирпичам.
С гитарой принцы бродят под луною,
Иль что в Париже светит по ночам?

Один лишь датский принц Гамлéт Гамлéтыч
Однажды к ней посвататься решил.
Но царь, поняв, что тот умом увечен,
От свадьбы отказаться поспешил.

Недуг душевный принца был заразен -
С тех пор при государевом дворе
К устам придворных прицепилась фраза:
«Ат вáре еллер икке ат варé»*.
(*At være eller ikke at være [Быть или не быть] дат.)

И чтоб поставить в этом деле точку,
Решил указ Василий объявить,
Что выдаст за того он замуж дочку,
Кто б эту дочку смог развеселить.

Взобравшись на трибуну Мавзолея,
Надев очки для важности на нос,
Василий, от мороза коченея,
Указ на всю Россию произнес.

А в те же дни в деревне под Москвою
От стен столицы в двадцати верстах
Жил в доме бедном с матерью-вдовою
Один Емеля – молодой простак.

Хоть в грамоте он ведал очень мало,
Мог матери в хозяйстве подсобить.
Однажды утром мать его послала
К реке замерзшей пó воду сходить.

Идет к реке Емеля мимо школы
И весело пинает пред собой
Пустую банку из-под пепси-колы.
И вот, когда пришел он за водой

В лаптях, в потертых джинсах и в фуражке,
Ворон по всей округе распугал,
Проделав взрывом гексогенной шашки
Он прорубь – так всегда он поступал.

Вы спросите, откуда, в самом деле,
Добыть в деревне можно гексоген?
Его обычно находил Емеля
В развалинах завода Мосрентген.

В одном ведре, как каждый раз поутру,
Была кристально чистая вода.
В другом, же вместе с тиной и мазутом,
Плескалась щучка фунта так на два.

«Ништяк, – подумал про себя Емеля, -
Форшмак отличный приготовит мать»,
Но щука мысль его уразумела
И начала Емелю упрекать:

«По что меня задумал погубити?
Аль пропил совесть в кабаке вчерась?
А я тебя уж было наградити
Подумать грешным делом собралась».

Емеля был невежествен в науке.
Научных объяснений не найдя,
Подумал он, что говоренье щуки
Есть результат кислотного дождя,

Прошел который на канун Покрова
И много бед в деревне натворил.
К примеру, бык у фроловой коровы
Теленка трехголового родил.

А в воскресенье с кафедры церковной
Отец Герасим может, и не врал,
Что в час ночной над самой колокольней
Намедни Змiй Горынычъ пролетал.

Змiй или змей, Емеле безразлично,
Попы всю жизнь народ пугают зря.
Но с детства знал Емеля на отлично:
Животных говорящих есть нельзя.

Хоть с виду мясо их обыкновенно,
Однако очень даже может быть,
Что это мясо геном мутагенным
Твою утробу может заразить.

Хотя бы взять покойного Федула –
Он говорящих раков как-то съел.
Сначала начались расстройства стула,
Потом внезапно раком заболел.

Задумался Емеля на мгновенье
Про тот ушедший двадцать первый век,
Когда по сказкам старших поколений
Дышал свободней русский человек:

«Как славно было в двадцать первом веке,
Когда жила Россия без царей.
Зимой до дна не промерзали реки,
И говорящих не было зверей.

Тогда китайцев в мире было мало –
Их был один лишь только миллиард,
А вся Европа мирно разъезжала
На безобидных танках «Леопард».

Тогда с ведром на речку не ходили,
А в каждой хате был водопровод,
Тогда дровами печку не топили,
А мужики ходили на завод.

А если щука маме, в самом деле,
Расскажет, что в кабак я заходил,
Она давать не станет больше денег», –
Подумал он, и щуку отпустил.

А руку вытер снегом он брезгливо,
Взял ведра и пошел уже домой,
Но за спиной услышал глас счастливый
Сего повествования герой:

«Захочешь если, чтоб без промедленья
Какое-либо дело провести,
Для этого «по щучьему веленью»
Достаточно тебе произнести».

Застыл сперва Емеля в изумленьи,
Потом сказал «попробуем» себе.
И произнес: «по щучьему веленью».
Качнулись ведра и пошли к избе.

Пришли домой, на лавку влезли сами
И замерли. А мать и говорит:
«Уже вернулся? Съезди за дровами,
А то мне печку нечем затопить».

Когда Емелин прадед, торжествуя,
Зимой на дровнях обновлял свой путь,
Его лошадка, носом снег почуя,
Всё норовила прадеда лягнуть.

Емелин прадед помер в прошлом веке,
А лошадь сдохла прошлою зимой.
Теперь, куда захочешь если ехать,
Переться к председателю домой.

Униженно выпрашивать кобылу,
Чтоб в сани полусгнившие впрягать,
Ведь на Руси спокон веков так было:
Обязан председатель помогать

То трактором, то стройматериалом,
То агрономшу отвезти в роддом.
Но, правда, председателей немало,
Которым это делать вечно в лом.

Емеля с председателем был в ссоре.
Был на Емелю председатель зол,
За то, что написал он на заборе
Дословно: «Притсидатиль нашъ – казёлъ».

К сожалению, сюда больше не входит. Полный вариант находится тут:
http://blogs.mail.ru/mail/writer_2004/